Ой, где был я вчера — не найду, хоть убей! Только помню, что стены — с обоями... Помню, Клавка была и подруга при ней. И что целовался на кухне с обоими.
А наутро я встал — мне как давай сообщать, Что хозяйку ругал, всех хотел застращать, Шо будто голым скакал, будто песни орал, А отец, говорил, у меня — генерал!
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь, Говорил, будто все меня продали, И гостям, говорят, не давал продыхнуть — Донимал их своими аккордами.
А потом кончил пить, потому что устал, Начал о6 пол крушить благородный хрусталь, Лил на стены вино, а кофейный сервиз, Растворивши окно, просто выбросил вниз.
И никто мне не мог даже слова сказать. Но потом потихоньку оправились — Навалились гурьбой, стали руки вязать, И в конце уже все позабавились.
Кто плевал мне в лицо, а кто водку лил в рот, А какой-то танцор бил ногами в живот... А молодая вдова, верность слову храня, — Ведь живем однова! — пожалела меня.
И бледнел я на кухне разбитым лицом, Делал вид, что пошел на попятную: «Развяжите, — кричал, — да и дело с концом!» Развязали, но вилки попрятали.
Тут вообще началось — не опишешь в словах! И откуда взялось столько силы в руках... Я, как раненый зверь, напоследок чудил: Выбил окна и дверь и балкон уронил.
Ох, где был я вчера — не найду днем с огнем! Только помню, что стены с обоями... И осталось лицо — и побои на нем. И куда теперь выйти с побоями?
...Ну если правда оно — ну хотя бы на треть, Остается одно — только лечь помереть! Хорошо, что вдова все смогла пережить, Пожалела меня — и взяла к себе жить.