В тот вечер я не пил, не пел — Я на нее вовсю глядел, Как смотрят дети, как смотрют дети. Но тот, кто раньше с нею был, Сказал мне, чтоб я уходил, Сказал мне, чтоб я уходил, Что мне не светит. Но тот, кто раньше с нею был, Сказал мне, чтоб я уходил, Сказал мне, чтоб я уходил, Что мне не светит.
Но тот, кто раньше с нею был, — Он мне грубил, он мне грозил, А я все помню — я был не пьяный. Когда ж я уходить решил, Она сказала: «Не спеши!» Она сказала: «Не спеши, Ведь слишком рано!» Когда ж я уходить решил, Она сказала: «Не спеши!» Она сказала: «Не спеши, Ведь слишком рано!»
Но тот, кто раньше с нею был, Меня, как видно, не забыл, И как-то в осень, и как-то в осень Иду с дружком, гляжу — стоят. Они стояли молча в ряд, Они стояли молча в ряд — Их было восемь. Иду с дружком, гляжу — стоят. Они стояли молча в ряд, Они стояли молча в ряд — Их было восемь.
Со мною — нож, решил я: что ж, Меня так просто не возьмешь! Держитесь, гады! Держитесь, гады! Зачем задаром пропадать? Ударил первым я тогда, Ударил первым я тогда — Так было надо. К чему задаром пропадать? Ударил первым я тогда, Ударил первым я тогда — Так было надо.
Но тот, кто раньше с нею был, — Он эту кашу заварил Вполне серьезно, вполне серьезно. Мне кто-то на плечи повис, Валюха крикнул: «Берегись!», Валюха крикнул: «Берегись!», Но было поздно. Мне кто-то на плечи повис, Валюха крикнул: «Берегись!», Валюха крикнул: «Берегись!», Но было поздно.
За восемь бед — один ответ. В тюрьме есть тоже лазарет, — Я там валялся, я там валялся. Врач резал вдоль и поперек, Он мне сказал: «Держись, браток!», Он мне сказал: «Держись, браток!», — И я держался. Врач резал вдоль и поперек, Он мне сказал: «Держись, браток!», Он мне сказал: «Держись, браток!», — И я держался.
Разлука мигом пронеслась. Она меня не дождалась, Но я прощаю, ее — прощаю. Ее, конечно, я простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, — Не извиняю, Ее, конечно, я простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, — Не извиняю!