Я женщин не бил до семнадцати лет, В семнадцать ударил впервые. Теперь на меня просто удержу нет: Направо-налево я им раздаю «чаевые». Направо-налево я им раздаю «чаевые».
Так как же случилось, что интеллигент, Противник насилия в быте, Так низко упал я и в этот момент, Ну, если хотите, себя осквернил мордобитьем? Ну, если хотите, себя осквернил мордобитьем?
А было все так: я ей не изменил За три дня ни разу, признаться, Да что говорить, я духи ей купил! — Французские, братцы, за тридцать четыре семнадцать. Французские, братцы, за тридцать четыре семнадцать.
Но был у нее продавец из тэжэ — Его звали Голубев Слава, Он эти духи подарил ей уже... Налево, направо моя улыбалась шалава. Налево, направо моя улыбалась шалава.
Я был молодой, и я вспыльчивый был — Претензии выложил кратко, Сказал ей: «Я Славку вчера удавил. Сегодня ж, касатка, тебя удавлю для порядка!» Сегодня ж, касатка, тебя удавлю для порядка!»
Я с дрожью в руках подошел к ней впритык, Зубами стуча «Марсельезу», К гортани присох непослушный язык, — И справа и слева я ей основательно врезал. И справа и слева я ей основательно врезал.
С тех пор все шалавы боятся меня, И это мне больно, ей-богу! Поэтому я, не проходит и дня, Бью больно и долго, но всех не побьешь — их ведь много. Бью больно и долго, но всех не побьешь — их ведь много.